Бросив быстрый взгляд на часы, понимаю, что мнусь у двери незнакомки уже пятую минуту. Рука третий раз тянется нажать на звонок, но каждый раз я нахожу причину опустить её и снова задуматься. Всё, что у меня есть, — старая фотография, напечатанная в газете сроком годности больше 18 лет. Никогда ещё я не бралась за дело, имея в наличии так мало улик, особенно, если ниточка, за которую тянешь, так тонка. У меня не вышло отыскать на женщину, обнимающую мою мать, много информации: имя, парочка похвал от фондов за содействие в их работе и некролог. Катастрофическая нехватка сведений для получения мало-мальских выводов, но в последнее время мне не везёт с продвижением в работе: всё, что я нахожу, незначительно или не имеет ничего общего с тем, против чего я борюсь. А тут стоит уцепиться хотя бы за некролог, дата которого подозрительно близка к дате смерти моей матери.
   Первый раз увидев фото матери с незнакомой женщиной на каком-то благотворительном мероприятии, я сразу же отложила его в сторону. Мэделин общалась с бесчисленным количеством людей, а обнимать на камеру даже лютого врага приходилось по долгу службы. Для меня в приоритете находить близких ей людей, имеющих непосредственное участие в криминальной диаспоре Таллахасси. Но как и предполагалось, моя мать далеко не всем доверяла свои секреты; слишком часто я выходила на людей, с которыми она здоровалась только в случае их столкновения.
   Вскоре я решила пересмотреть улики свежим взглядом в попытке уцепиться за то, чего не замечала раньше. И теперь я обратила внимание на это фото: женщины на нём казались искренними, а не как люди на большинстве найденных мне фотографий. Пока не было новых зацепок, я решила разыскать незнакомку. Наткнувшись на некролог, снова почти отбросила попытки найти связь между ними, но дата смерти этой женщины заставила меня задуматься. Они умерли почти вслед друг за другом, и можно посчитать это случайным совпадением, но я давно перестала в них верить. Особенно, когда дело касается смерти и убийств.
   Моих связей было достаточно для того, чтобы понять: миссис Дженкс [именно так звали таинственную женщину с фото] умерла отнюдь не своей смертью. Выйти на убийц оказалось труднее: они всегда умело заметают следы, но и на убийц матери я вышла даже не в первый месяц своего расследования. Вопросов появилось слишком много, но задать их было некому. Ну, или почти некому: у убитой осталась семья, но муж был в Нью-Йорке, куда я в силу обстоятельств пока просто не могла вырваться.
   Зато поиск её дочери оказался на удивление удачным: некая Аделаида Дженкс жила на данный момент в Таллахасси. Я не радовалась невероятной удаче, потому что не привыкла расслабляться до получения конечного итога, но была удовлетворена тем, что обстоятельства сложились явно в мою пользу. И пускай шанс того, что девушка что-то знает, невелик, я могу узнать что-то о своей матери, не связывающее её с криминалом.
   Ну всё, достаточно раздумий: нажав звонок, поправляю пиджак и натягиваю на лицо приветливую улыбку. Надеюсь, эта девушка не окажется из тех, кто ни при каких обстоятельствах не разговаривает с незнакомцами. Только дверь отворяется, сразу спешу заполнить тишину, пока она не захлопнулась:
   — Здравствуйте, — приветственно киваю, не спуская с лица улыбки, — Меня зовут Арлин Эллингтон, я из частного сыскного агенства, — в руках уже раскрывается липовый значок помощника детектива, подтверждающий для девушки сказанное мной. Естественно я не могла заявиться сюда под своим настоящим [ну или почти] именем и расспрашивать Аделаиду о её матери как о подруге своей. Я тщательно оберегаю свою легенду, и раскрываться даже перед человеком, столь отдаленным от криминального синдиката Таллахасси, как мисс Дженкс, в мои планы не входит. Всегда проще притвориться хранителем правопорядка: люди им верят. — Я бы хотела поговорить о Вашей матери.
   Первые секунды знакомства самые сложные: завоевать доверие собеседника не так легко, а уж расположить к достаточно откровенной беседе — тем более. Заявись ко мне на порог полицейский или детектив с такими вопросами, я бы не стала с ними любезничать. Но я сужу со стороны себя, Арлин Эллингтон, которая не доверяет никому в этом городе. Ну, почти никому. Будь я той уже далёкой Самантой Солсбури, не упустила бы шанса узнать о своей матери хотя бы толику информации.
   — Не позволите пройти?

Первенцем стала сестра Майлза Мишель, которая старше его аж на целых пять лет. Воспитывали Мишу, как настоящую леди. Девочка оказалась точной копией отца, даже его стальную хватку урвала. Мишель росла требовательным и серьёзным ребенком, уже с детства она умела расставлять приоритеты и порой высказывалась так, что любой взрослый позавидовал бы. Мишель не любила играть в куклы, она только аккуратно ставила их в ряд и командовала ими. Миша была надеждой и любимицей Грега, он души в ней не чаял, а девочка в свою очередь отвечала ему взаимностью больше, чем матери.

У нас никогда не будет достаточно времени, чтобы проститься с теми, кого мы любим. Мы обязательно забудем сказать что-то очень важное, застрявшее в горле или утонувшее в соленых слезах. К нам придет озарение лишь тогда, когда мы увидим багровую кровь на своих руках. Когда поймем, что уже слишком поздно. Это озарение ударит вас кувалдой по затылку, с особой жесткостью разобьет розовые очки и набросит на плечи тяжелый плед паники.
Один... сердце гулко стучит в груди, каждый удар - это боль. Я чувствую, как густая кровь ползет по венам, она замерзшая от парализующего шока. Я помню, как в детстве во время прогулки с родителями любил останавливаться напротив магазина бытовой техники и во все глаза смотреть на витрину, за которой в ряд стояли новые телевизоры с широкими экранами. Чтобы лучше показать качество картинки, все действия, проходящие там, будь то реклама зубной пасты или боевик, замедлялись, и изображение вмиг становилось ярким и четким. Помню, как взглянул на один телевизор в тот момент, когда гепард в ловком и грациозном прыжке схватил антилопу за шею и повалил ее на землю. Помню, как медленно брызнула кровь, как в конвульсиях забились копыта бедной антилопы. Эта сцена еще долго стояла у меня перед глазами, она так впечатлила меня 7-летнего, что за ужином я категорически отказался есть жареную курицу. Сейчас передо мной разворачивалась поистине дикая и ужасная картина. На пустующей до этого лесной опушке всего за считанные секунды появились ходячие. Они надвигались на нас, волоча за собой ноги, кряхтя и клацая гнилыми зубами. Честно говоря, первое, что мне захотелось сделать - это прижаться к отцу и зареветь. Но встретившись с его уверенным взглядом, я с большим трудом поборол в себе это постыдное желание. Он всегда был моим героем, в 12 лет я даже хотел нарисовать по нему комикс. Мы были не одни, с нами бок о бок сражались еще люди, но зомби превосходили нас по количеству. Я отвернулся всего лишь на мгновенье, а когда повернулся вновь, то увидел, как один мертвец впивается зубами в шею отца. Зомби - гепард, а папа - антилопа. Такое бывает с человеком, когда от переизбытка эмоций и чувств он впадает в ступор, словно его с головой окунули в ледяную воду.
Два... от моего шумного дыхания закладывает уши. Из ослабевших рук падает кирка, у меня подкашиваются ноги. Какой-то колоритный мужчина прикладом оружия проламывает череп зомби, который минуту назад оторвал смачный кусок от шеи отца. Я смотрю, как папа падает на колени, прижимая руку к ране, чтобы хоть как-то остановить кровь. Вся жизнь проносится у меня перед глазами. Сладкая вата, парк, белки, теплая и ободряющая улыбка отца, голубые глаза матери... боже, как больно. Крепко зажмуриваюсь, мысленно прошу кого-то, чтобы все это оказалось всего лишь ночным кошмаром. Открываю снова, но ничего не меняется. Я перекидываю ружье на плечо, и спешу к отцу, хотя понимаю, что ни чем не могу ему помочь. От собственного бессилия хочется пустить себе пулю в лоб, но я лишь до хруста сжимаю челюсти. Я опускаюсь перед папой на коленях, совершенно растерянный, напуганный, как десятилетний мальчишка.
- Пап…папа, - шепчу я ему дрожащим голосом, а он смотрит на меня и бледно улыбается. Словно, отсутствие приличного куска мяса в области шеи - это привычное дело. Словно, мы с ним только что играли в бейсбол и я случайно залепил ему мячом в лоб. В этом весь отец. В какой бы заднице мы не оказались, он обязательно найдет крохотный плюс. Я рывком отрываю от своей грязной футболки часть и пытаюсь зажать рану, но все тщетно, кровь не останавливает.
- Пап, - я на грани паники, - Я не знаю, что мне делать! Отец пытается что-то сказать мне, но вместо слов изо рта выплескивается темно-красная кровь. Он медленно поднимает одну руку и указательным окровавленным пальцем проводит по моей щеке.
- Адам, - на выдохе наконец-то произносит он. Мое имя сопровождается неприятным бульканьем. - Сынок. Его грудь тяжело вздымается, я знаю, что каждое движение дается ему с большим трудом. Я знаю, что он мучается от боли, но ни чем не могу помочь. Его глаза начинают медленно закатываться назад.
- Нет! НЕТ! - сначала шепот, а потом крик. Я хватаю его за плечи и начинаю трясти. Не могу позволить себе лишиться еще одного родного человека, я просто не переживу это. Мне кажется, что я тону в океане собственной безысходности. Первая волна - это паника. Она накрывает с головой, но быстро отступает. Вторая волна - злость. Я чертовски злюсь на отца за то, что он бросает меня. Я кулаком ударяю в его грудь, в ответ он хрипло кашляет, выплевывая сгустки крови.
- Ты не оставишь меня, слышишь? Не смей. Не смей вот так сдаваться! - я уже не могу нормально говорить, подступающие слезы делают мой голос писклявым. Я вижу, как отец кончиками пальцев левой руки пытается подтолкнуть ко мне пистолет, что валялся рядом с ним. Что? Он хочет, чтобы я застрелил его?
- Адам, - опять этот мерзкий булькающий звук, - Помнишь, как мы...кххх...стреляли по тыквам, - папа задыхается. Он делает судорожный вздох и резко замолкает. Вместе с ним замолкает все, что меня окружает. Я растерянно смотрю на него, настырно продолжаю затыкать бесполезной тряпкой глубокую рану. Я весь перепачкан в крови отца, я чувствую ее вкус даже на своих губах.
- Представь, что моя голова - это тыква. - неожиданно снова говорит он, - Прошу тебя, Адам. Ты сможешь....ты сильный мальчик. Знаю, что не смогу, но молча киваю в ответ. Три...во всем теле я чувствую свинцовую усталость, руки дрожат, как при лихорадке. Неужели, это все? Конец? Я хлопаю глазами, по щекам скользят слезы, они смешиваются с отцовской кровь.
- Я горжусь тобой, - это последние слова, что он сказал мне перед тем, как его сердце сделало последний удар, а рука обмякла в моей. И вот тут я завыл, прокусывая костяшки до крови. Этот вой я не забуду никогда, он звенит в ушах, он режет горло. Я думал, что через него выйдет и вся моя душевная боль, но никакие слезы и крики не освободят меня от этого. Меня обступили люди, которые все это время доблестно сражались с ходячими. На их лицах застыла скорбь, искренняя скорбь. Каждый из них побывал на моем месте, каждый знает, как мне сейчас больно.
- Я сам, оставьте меня, - сиплым голосом произношу, когда вижу, что тот самый мужчина, что пробил черепушку зомби, поднимает с земли пистолет. Я должен исполнить последнюю волю отца, обязан. Я усаживаюсь рядом с папой, пальцами закрываю его глаза, что безжизненно рассматривали голубое небо. Я жду сигнала. Всего через пару минут краем глаза замечаю, как рука папы непроизвольно дернулась. В глубине души затеплилась надежда на то, что он все еще живой. Однако ко мне вернулся вовсе не папа, а голодный и мерзкий монстр. Глаза его медленно раскрылись, только в них больше не было ничего живого.
- Пап, - неуверенно произнес я, и навел на него дуло пистолета. Он утробно зарычал, повернув в мою сторону голову. Из раны еще тонкой струйкой сочилась кровь, он клацнул зубами и руками потянулся ко мне.
- Это не он, это больше не он, - мысленно уговаривал я себя и нажал на курок. Раздался оглушительный выстрел, теперь все точно кончено.

Нет, не угадала

Некоторые, да что там, многие девушки, чьи отношения с молодым человеком длятся уже приличный промежуток времени, спят и видят тот самый момент: ресторан или какое-нибудь другое шикарное место, официант приносит десерт со спрятанным в нем кольцом, парень берет возлюбленную за руку или даже становится на колено, произносит заветные слова и вот наконец распрекрасная почти-уже-будущая-миссис, не сдержавшись и освещая все вокруг лучезарной улыбкой, не просто отвечает согласием, а иногда и вовсе выкрикивает свое «согласна» на все заведение, вызвав тем самым бурю аплодисментов от окружающих. Не забыть бы только сделать снимок на память… «Милый, убери свою руку! Кольцо же не видно!»
Вот только у Эванса все было не так. И женщина была не такой.
Нил и Кристина были вместе пару лет, но казалось, будто добрая половина всей их жизни была проведена совместно. А если сосчитать количество ссор и поделить на среднестатистический показатель среди прочих американцев, пожалуй, можно было с уверенностью сказать, что их брак все ближе придвигался к отметке «золотая свадьба». Они сходились и расходились, снова были вместе и вновь расставались – их как будто тянуло друг к другу, но при этом, когда они преодолевали определенную границу «сейчас что-то будет», действительно что-то начиналось. Новые ссоры по, казалось бы, пустякам, новые обидные слова, сказанные в порыве гнева. Или страсти. Или и того и другого, смешанного в сломанном шейкере.
И вот однажды парень просто, честно говоря, психанул. Не в его характере было делать поспешные выводы или поступать необдуманно, но тот в момент он был как будто не Нил Эванс. Он был просто каким-нибудь вон тем парнишкой.
– Ты выйдешь за меня? – она опять верещала, грозясь разнести квартиру, и он, не выдержав, зажал рукой ее рот и выкрикнул те самые четыре слова.
Тогда Нил не знал, зачем произнес их: чтобы с ошарашенным видом заставить замолчать или действительно хотел провести остаток дней с этой истеричкой. Но даже сейчас, когда Кристина выводила его из себя и злилась сама, черт побери, эта девушка была превосходна.
– Слышишь? – он все еще не давал ей пошевелить губами, – Ты выйдешь за меня? – он сказал это во второй раз менее требовательно и с опаской опустил руку.
Нил давал ей возможность влепить ему пощечину или продолжить кричать, проклиная все, что между ними произошло – она связалась с сумасшедшим, теперь это было ясно. И правда, кто в здравом уме провернет подобное, когда ему грозят очередным разрывом?
Но Кристина молчала. Она смотрела вверх на него своими большими карими глазами, теперь кажущаяся еще меньше по сравнению с ним, хотя куда уж там, и молчала. Будто одна фраза могла заморозить ее, парализовать… Если бы он раньше знал!
– Крисси? – он на всякий случай окликнул девушку.
Она почти не дышала, лишь пару раз моргнула, и потом наконец кивнула головой, пискнув что-то типа: «Ага». И Нил был счастлив и удручен одновременно. Он не знал, что нужно делать дальше, но тот факт, что эта девушка теперь будет только его, несомненно радовал.
И за тот момент воодушевления парень расплачивался вот уже почти год.

– Что там у тебя? – Нил рявкнул в трубку напарнику, тот звонил явно во внерабочее время: стрелка часов приближалась к полуночи, а Эванс все никак не мог покинуть рабочее место. В ответ последовал только мужской хохот и что-то похожее на «спустись вниз, для тебя посылка» за ним.
Сейчас Нилу хотелось оторвать другу голову или хотя бы руку, набравшую его номер телефона, но для этого надо было сначала дойти до места назначения. А заодно и глянуть, в чем дело.
– Ты совсем офонарел? Видел который час? – не успел он начать тираду, накидывая куртку на плечи, как вдруг заметил за решеткой обезьянника до щемящей боли в груди знакомую макушку, – И что мы здесь делаем?
Кристина Эванс собственной персоной в компании пары подруг, пребывающих явно подшофе. Кот из лавки, мыши в пляс – лучшего объяснения поведению жены и не придумаешь. Стоило задержаться на работе допоздна! Девушки начали стрелять глазками в мужа подруги за ее спиной, мол, привет, красавчик, а выпусти нас по блату, но Нил не то, чтобы испытывал к этой компании теплые чувства.
– Эту я забираю с собой, – он вывел жену из камеры, – А эти пусть посидят до утра. Не придется по домам развозить, утром сами уедут.
Послышались неодобрительные возгласы: как же так, да ты подлец, выпусти нас отсюда, животное, но Нила волновала только одна темноволосая коротышка.
– До завтра! – окрикнул он Тайлера, уже во всю флиртующего с девушками.
И часа не пройдет, как тот наиграется с пленницами и выпустит их на все четыре стороны, даже заботливо доведет до дома. Или квартиры. Или даже кровати.
Нил поморщился, во всех живописных подробностях представив ситуацию под названием «Здравствуйте, девочки!»
– Не хочешь ничего мне рассказать? – Эванс запустил жену в машину и, приземлившись на водительское сиденье, приготовился выслушивать очередной рассказ об очередной идиотской идее жены. Таких было много за историю их знакомства, но сегодняшняя просто покоряла вершины рейтинга.

Детство Метью проходило весьма спокойно и счастливо. Он был очень любопытным и смышленым мальчиком. Он требовал знаний и с жадностью впитывал их в себя, как губка. Полученные знания всегда пытался передать младшей сестре, которая не уступала брату не в чем, по крайней мере, пыталась. Метт полез на дерево – Одри за ним. Метью поджег сухую траву за домом – Одри пожаловалась родителям. Несмотря на то, что Метта часто раздражала навязчивость сестры и довольно часто он ее обижал, братская любовь проявлялась в мелочах. Ни одному соседскому мальчишке Метью не позволял обижать свою маленькую Одри, ведь она его сестра. В общем, все как у всех.

Кинжал острием боли вонзился в виски. Выпитого виски вчера было слишком много. Ровно на столько, что бы на утро чувствовать страшное похмелье и не помнить практически весь вечер.
Метью с трудом открыл левый глаз, солнечный луч, без труда проник через легкую вуаль на французских окнах в его просторную квартиру без дверей. И это не шутки.
В квартире Метта можно было увидеть всего три двери: первая - входная - из общего коридора в маленькую прихожую, вторая - в ванную комнату и третья - в личный кабинет мужчины. На этом все и заканчивалось. Вся огромная квартира была открыта и просторна. Прихожая плавно перетекала в гостиную; гостиная в столовую; столовая в кухню. Где-то  в гостиной незаметно около стены располагалась небольшая лестница, ведущая на второй этаж, который можно было просматривать с дивана, что стоял в гостиной возле электронного камина. На втором этаже было рекордное количество дверей, как уже указывалось раньше, в ванную комнату и личный кабинет.
Боль усилилась во стократ, при очередной попытки увидеть приход нового дня. "Раз больно, значит, я жив" - с улыбкой подумал мужчина про себя. Подобное состояние было редкостью для Метью и поэтому каждый раз, лишний стакан виски на утро напоминал о себе болью до тошноты, до ломки в суставах, до желания умереть.
Телефон треском звенел где-то под грудой вещей. Сначала, Бойл постарался не обращать ни какого внимания на противный звук, надеясь, что вот-вот это прекратиться. Так оно и случилось, через три минуты, наступила долгожданная тишина. Прошло минут пять, и звук с новой силой заиграл на всю квартиру. Не выдержав раздражения от противного звука, Метью заставил себя подняться с белых шелковых простыней. Отыскать источник звука оказалось не так-то и просто. После долгих поисков телефон был найден, и если бы звонок был не от Мистера  Зильбера, шансы найти телефон разбитым на полу возросли раза в два.
Мистер  Зильбер был организатором медицинского форума, куда Бойл был приглашен в качестве эксперта по медицинскому праву, коим Метью никогда не был, по правде сказать. Он любезно напомнил мужчине о том, в котором часу тот выступает, поинтересовался о здоровье (видимо, так делают все врачи), и сообщил, что машина будет его ждать ровно в 11:30 и попрощался.
Этот короткий разговор привел Метью в тонус быстрее всяких там коктейлей, от похмелья, которые кроме рвоты ничего не вызывали. Он уже мог спокойно смотреть на мир своими глазами, хотя головная боль так и не прошла. Он посмотрел на свою постель и обнаружил там присутствия некой особы женского пола. "Как же ее зовут? Миллинда? Милисса? Милана?"
- Милана! Точно, Милана! Господи, это как же меня так угораздило - с досадой произнес шепотом мужчина
"Мне необходим душ и кофе... много кофе!" - еле переставляя конечности в направления ванной, думал Метью
Душ имел  такой же целительный эффект как и разговор со старым добродушным евреем тридцать минут назад. Метт уже чувствовал себя живым окончательно и умирать, уже не так сильно и хотелось, даже более того, захотелось чего-то перекусить, а как говорят врачи: "если есть аппетит - пациент идет на поправку".
Выйдя из целительного душа, в нос ударил аромат кофе, следуя за ним, Метт спустился на первый этаж и обнаружил там Милану, возившуюся с тостером. Она его вертела, крутила, рассматривала и что-то бурчала себе под нос
"Я же не мог переспать с девушкой, не знающей как обращаться с тостером?!"
- Милая, кнопка запуска и выставления опций находятся на левом торце.
Девушка аж подскочила, от внезапного громкого голоса мужчины. Ее локоны, уже слегка растрепанные, подпрыгнули вместе с ней.
-Ах, да точно - растерянно произнесла она тихим голосом
Осознав, что хозяин дома вышел из душа, и наверняка ожидает кофе, моментально выполнила его не озвученное желание.
-Слушай, - совсем неожиданно сказала она, вдруг отвернувшись от кофеварки, голая, растрепанная, как правда. - Я хочу сделать с тобой интервью, что ты думаешь по этому поводу?
Метью остолбенел, но через несколько секунд смог притвориться заинтересованным и даже поднял бровь. Он ведь ненавидел утренние разговоры и утро, как таковое. И думал в этот момент именно об этом. Наверное, необходимо было ей об этом так и сказать, сказать, что бы не мешала думать, что бы отстала, и вообще пошла вон с его квартиры, словом повести себя как настоящий мужчина. Но нет, это дурацкое воспитание - он не мог себе этого позволить... А он ненавидел утренние разговоры и утро, как таковое. И думал об этом каждое утро. Жаль она не может  прочесть его мысли. Жаль, что утро и что она продолжает:
- Ты выиграл столько дел, провел такие масштабные сделки... А такой молодой! И широкая общественность должна о тебе узнать. Давай, будет интересно!
А Бойл ненавидит утренние разговоры и утро, как таковое, но еще больше ненавидел широкую общественность, особенно  сутра.
- Широкая общественность, -  на чем она еще раз с акцентировала внимание, - должна узнать о тебе...
Метью посмотрел на нее и подумал, что некоторые вещи у нее получаются куда лучше чем журналистика!
А он ненавидит утро. Может быть, именно из-за таких предложений интервью, за свою беспомощность и растерянность.
-Так, что скажешь? - этот вопрос забил последний гвоздь в его симпатию к ней.
Метт сделал большой глоток кофе. Поставил чашку обратно на блюдце и решил сказать правду:
- За мной через полчаса приедет машина. Необходимо быть на другом конце города. Остаться у меня не получиться.
***
Черный форд вез юриста на другой конец города. Они успевали точно по времени. Метт, даже, был бы не против слегка опоздать. Насколько ему было известно, тусовка медиков весьма специфична, и провести в их окружении лишние десять минут - сущий ад. Не то что бы Метью не понимал их, но порой их разговоры вызывали у него недоумение.
В общем, приехали они минута в минуту. Метью быстро поднялся на "сцену", поздоровался со всеми и на пять минут оставил медиков наедине с собой. Пока он устанавливал и настраивал аппаратуру к презентации, в зале царила настоящая тишина. Такая тишина, что уши закладывало. О такой тишине он мог только мечтать сегодня утром.
Все было готово. И спич был как всегда живой, задорный и мог заинтересовать многих в зале. Время от времени, будучи хорошим оратором, владеющий хорошими познаниями он менял сферы влияния на зал. Он обращался то к одной группе медиков по правую руку, то к другой сидящих по левую руку. Его речь была непринужденной и простой. Можно сказать, лилась как песня. Пока... Пока он не переключился другую зону влияния, находившуюся прямо посередине.
Пульс участился, дыхание стало не ровным и прерывистым, ладони начали мокреть, а голос задрожал. На какой-то момент, Метью вообще потерял голос. В рядах посередине, на первом ряду с краю сидела она. Катарина - девушка его прошлого. Любовь его молодости и ошибка всей его жизни.
Ему подал стакан воды модератор встречи. Он кивком головы поблагодарил его и осушил стакан буквально за пару секунд.
Выступление необходимо было заканчивать. Осталось время только для вопросов.
- Если у кого-то есть вопросы к нашему многоуважаемому спикеру - произнес в микрофон модератор - поднимайте руку и задавайте их.
Сразу поднялись несколько рук. Вопросы были весьма просты и не требовали глубокого научного обоснования и изучения и за десять минут все желающие получили ответы.
- Еще вопросы? - проговорил модератор. Рук больше не было. - Что ж, если ни у кого... - парня перебила поднимающаяся рука рыжей девушки сидящей на первом ряду в среднем секторе.
Сердце Метью готово было выскочить из груди в ожидании вопроса Катарины

Сегодня меня разбудил звонок Сью. Знаете, ранее такого с ней не было, а вот сегодня. Сегодня она с какого-то чуда решила, что я ей изменяю направо и налево  вообще имею все и всех. В том числе не только людей, но, наверное, и каждый столб. В общем, не знаю, что на неё нашло и с чего бы вдруг такая вот ревность. Конечно это можно списать на то, что голос по телефону у неё был слегка поддатый. Первый раз слышал её пьяной. Чесн слово. Мне даже забавно от этого было. Звонит такая и началось: «Гэб ты свинья, скотина, кабель! Дуришь мне голову! Кто она??? Скажи мне кто она? Чем она лучше меня? Стройнее или сиськи больше?». Ну, я и говорю ей, чтоб спать шла, так она же нет, не желает спать, она желает и дальше выносить мне мозг. Я ей говорю спи, а эта дурочка и дальше заряжает мне. Дело пять утра! Ребята, ПЯТЬ УТРА! И что мне с этим делать? Я даже глаза не открыл, только на локте приподнялся. Второй рукой держу трубку. И чо она хочет? Конечно, родная, у меня тут пати, голые студентки и оргии. Приходи и ты. В общем уговорить её тихонечко лечь у меня не получилось. Нехотя я вылез из-под одеяла. Оделся с пониманием того, что после Сью мне придется ехать прямо в лабораторию. Сегодня выходной в госпитале, зато кучи всякого дерьма непосредственно в лаборатории. Так что весело живу. И знаете что? Люблю я веселиться! Особенно поспать! Собрался и поехал короче к этой дурехе. Открывает она мне дверь: туш по щекам, помада размазана, в руке стакан с виски, во второй руке бутылка. И ревет, что есть сил. С ходу запустила в меня стаканом. Ну, пьяная она, что мне с ней делать. Выхватываю бутылку из руки, крепка хватаю и волочимся мы в комнату.
- И с какого перепуга ты напилась? Что в твою дурью голову пришло такое, что я оказался коварным изменщиком, а? Еще скажи, что всю ночь пила…
Кидаю её на кровать, закрываю бутылку и ставлю в бар. На простынях разлитое вино.
- Кто тебе и что накапал на мозги? Рассказывай!
Говорю рассказывать, а она ревет. Нет, это совершенно бесполезно. Я говорю, что люблю только её, что только она мне нужна. Но знаете…отвратительная ситуация. Я все же думал, что она несколько умнее. Я убаюкиваю её, пишу дибильную записку, еще раз сто повторяюсь, что люблю её и сваливаю. Были у меня в жизни девушки, которые впадали в плохие привычки с головой из-за меня. Хватит. Надо как-то иначе это все решать. В любом случае Сью проспится и посмотрит на ситуацию другими глазами. А пока что я пиляю в лабораторию. Надо бы купить машину. Какую-никакую. Не особо удобно ездить на такси или маршрутках. Захожу в кабинет и опять пошло поехало. С тех пор, как пришел мир столько бумажной волокиты навалилось, что не передать просто. Тот бланк заполнить и тот. И отчеты какие-то. Вообще не понятно что. Я генетик, у меня можно сказать творческая профессия, а меня бумажки да бумажки. Папка к папке. Здесь просто невозможно со всем разобраться. Меня наверное можно назвать убийцей. Столько мертвых душ в этих всех бумажках, столько мертвых душ в этих папках. Всё в архив. Человек к человек. Бумажное кладбище. Я откидываюсь в кресле. Все буквы просто слились в одно в глазах. Я даже не заметил сколько сигарет выкурил. Пепельница просто переполнена, окурки падают на стол. Подкуриваю очередную сигарету, сделаю себе перерыв. Какие-то десять минут и снова за папки. Решаю набрать Сью.
- Ты как малая, - вместо привет. Она говорит, что болит голова. Извиняется. И тут то хотя бы становится понятно с какого вдруг перепуга она устроила мне эту всю котовасия. Её подруга, дай ей Бог мозгов или забери последние, нащебетала ей о том, что видела меня в кругу девиц каких-то, чуть ли не проституток. Ну, а моя дуреха и повелась.
- Слушай, а может быть тебе стоит больше верить мне, чем той завистливой суке? … Нет, она именно сука. Да мне все равно, что вы дружите с детства. … Может быть она еще с нами спать будет, нет? Так чего ты начинаешь вообще.
И пока осадок еще остался в этом всем надо ведь его еще больше загустить! Конечно же. Дверь моего кабинета открывается и вваливает…ТАДАДАДАМ! Лея Аспен! Отлично просто. Каким вообще попутным аль не очень ветром? Кого-кого а ЕЁ я у себя видеть не желаю. Нахрена мне эта дебилка, которая лезет во все щели.
- Линкольн, я к тебе по делу, - беспардонно так входит и усаживается на стул у моего стола. И ясное дело, что её голос слышит, правильно, слышит Сью! И тут начинается в трубку, что я опять скотина и, что права была её подруга. Швыряет трубку. Ладно, потом с ней разберусь. Сейчас у меня другой геморрой привалил на голову. Чтоб ей неладно было.
- Что тебе надо? Я тебе говорил, что если ты тут появишься – загремишь на опыты?
Конечно я не планирую её швырять на стол под капельницы  и террор. Не мои методы, но особа эта меня раздражает неимоверно. И самое прикольно началось дальше. Она с круглыми глазами, удивленно глядя на меня утверждает, что я её сюда притарабанил. Вы еще удивляетесь тому, что я её не перевариваю?
- Ты идиотка что ле? Нику…- она меня перебивает. Какое число. Господи, дай мне сил!
- Шестое сегодня. Слушай, что надо? Пришла мне зад морочить, мне не до тебя. Пошла на выход к чертям собачим. А если по делу, так говори какое дело, а не начинаешь цирк! Сдалась ты мне, чтоб тебя воровать и тащить.
Тушу во время разговора сигарету, переворачиваю пепельницу на пол, бросаю короткое «блять».

Я не думал, что начать жизнь заново, вот так просто, быстро. Судьба потрепала мне нервы взад и вперед, я начинал жизнь невинным подростком, а теперь я убежал от всего, что любил, все, чем дорожил. Я не сломался.. Сидя, перед тобой, я буду делать вид, что меня ничего не мучают, да простишь ты меня. И примешь меня на работу."
Мысленно простонал Грей, сидя перед массивной женщиной. Да, на голове у неё явно был парик, эти белые пряди, а между ними выскальзывала жиденькая шевелюра чернявого оттенка. Он невольно оттянул свой темно-синий галстук, нервно сглотнул, и продолжил всматриваться в лицо этой массивности. Глаза были пожелтевшими, губы потресканными, лицо все в морщинах. В тот момент захотелось вскочить на это роскошное кресло вместе с ногами, закричать маму и указывать пальцем на эту женщину и кричать, что она воплощение детских страхов малыша. Он слегка приоткрыл рот, но закрыл его кулаком, скрывая легкое хихикание. Да уж, фантазии ему не занимать. Но чувствует Грей, что если она не дай бог падка на таких как он, ему не жить. Придется бежать из города или устраивать в булочную уборщиком, ибо не суждено будет ему работать по специальности. Но женщина видимо была замужем. Интересно, кто такой достойный её? Какому бедолаге она жизнь так поломала? Ну не могли же они по обоюдному, правильно? Хотя, для неё Грей может тоже не был красавцем. И для неё убежать к маме на ручке кажется такой же идеей.
Прямо по коридору вы увидите поворот налево, затем пройдите пару аудиторий прямо, и справа будет ваша долгожданная: триста сорок седьмая." Что? Что она говорила до этого? Это прозвучало как указание в какой-то игре, или гугл переводчик прочитал слова. Так монотонно, ужасно скучно. Грею хотелось зевнуть. Взяли ли его на работу? Нет, ну если бы не взяли, наверняка она не продиктовала бы аудиторию. Что ж. Наш герой встал, эта массивная женщина с морщинами тоже приподняла свой огромный бампер, они пожали друг другу руки. В знак интеллегентности, она сказала, что рада такому прекрасному преподавателю, он же, в свою очередь, сказал, что был рад наткнуться на такую пикантную вакансию. На том и сошлись. Директриса протянула ему журнал учебной группы, сказала, что через пару минут начнется пара, и лучше, было бы, ему не опаздывать, ибо пара последняя, преподавателя давно не было, многие юнцы могли бы свалить. Ведь кто знал, что спустя столько времени, так резко, чуть ли не пинком в дверь лектора, завалится мужчина лет тридцати трех и будет просить принять его преподавателем английской литературы, смотря на лектора яростными, горящими глазами. Да, свой предмет Грей знал в идеале, он любил, боготворил его, может именно он свел их с Джессикой тогда? Хватит о ней. Она давно должна была остаться в прошлом. Не дай бог что-то всплывет наружу. Нужно держать себя в руках. Конечно, ранимый и добрый в душе, он устроил себе некий хладнокровный панцирь. А что? И выглядеть будет брутальние, и  жить в мире будет легче, надеялся он так конечно, как наивный мальчишка. Но главное создать перед своими подопечными хладнокровный образ. А может лучше дружелюбный? Вот черт. Он еще ни разу не устраивался на работу по профессии. Что делать? Ведь это первый раз. Он должен запомниться, Грей должен показать себя во всей красе. Кошмар какой. И чем он раньше думал? И чем думал лектор, сразу направляя его к группе "зверей"? Видимо эта сучка догадалась о маленьких фантазиях Гриса. Что ж. Вызов принят. Вот только проведет он одну лекцию, начнет создавать план месте этой пышечке. И так. Куда там? Женщина эта сказала идти прямо по коридору. Посмотрев на часы, немного прикинув, в запасе было еще минут так пятнадцать. Пока звонок, пока рассядутся. Можно было бы и перекурить. Да, как после секса, только заранее. А какой пример он подаст своим детищам? А да похер.
Он вышел на улицу, достал Кэмл из левого кармана пиджака куртки, медленно поднес зажигалку к сигарете. Закурил. Выкурил. Ушло на это минут семь. Отлично, еще половина в запасе. Грис зашел обратно в учебное здание, которое полностью было пропитано книгами, учебой, слезами родителей, чих детища не смогли сдать экзамены, веселыми лицами студентов, которые получили зачет. Ах, как это было давно и прекрасно. Нынешние дети просто не ценят всей этой красоты, увы. И так. Прямо по коридору, затем он по точным указаниям свернул налево, прошел несколько аудиторий, увидел с нужной стороны дверь белого оттенка, потрепанная временем. Он протянул ладонь к ручке. Кулак сжался за мгновение до открытия. Вторая рука, которая держала папку и журнал данной группы, вспотела. Грис начала всматриваться в ручку, словно в заколдованный предмет, который мешает ему пройти сквозь эту дверь. За дверью была гробовая тишина, странно, может вообще никто решил не идти? Тогда ему же будет легче? Он с радостью, в припрыжку, побежит к этой страшной женщине, начнет орать, мол, их там нет, и я домой. Он в блаженстве закатил глаза, представляя это идеальное окончание первого рабочего дня. Кажется, он уже пожалел о том, что решил устроиться сюда работать. Сколько бы ему еще так пришлось стоять около этой устрашающей двери, но вдруг послышались чьи-то шаги позади, Грей Грис резко дернул ручку, и чуть ли не забежал в эту аудиторию, как-будто что-то дернуло его. Он выглядил бы ужасно странным, если бы забежал вот такой вот запуганный, с выпученными от страха глаза. Но слава богам! Аудитория была пуста, абсолютно пуста. Грей посмотрел на часы, до звонка оставалась одна минута. Решив подождать начала лекции, он подошел к столу, облокотился пятой, мягкой точкой к нему своими черными брюками, сложил руки на перекрест, слегка опустил голову. О да, вот тот самый брутальный мужик. Холодный, мрачный, с какой-то тайной внутри себя. Вот так он точно привлечет внимания. А это ли он хочет? Ведь мечтой для нашего героя стала всего лишь новая жизнь, побега от прошлого, мрачного, такого ужасного. Наверно, да не наверно, он просто напросто верил, что после дождей всегда должна насупить радуга, что это все не просто так, что он сможет достичь той гармонии. Лишь бы сейчас меньше думать об этом, дай бог и все сложится идеально. Невольно Грей Грис погрузился в раздумья, но не тут то было, его отвлек звонок, и после которого тут же в аудиторию ворвалось несколько юнцов. Они улыбчивые, переглядывались, и тут все разом опешили. Как? Новый преподаватель? Никто похоже этого не ожидал, да и сам Грей уже хотел быстрее съебаса, а ннет, тут эти маленькие негодники испортили его прекрасный, одиночный вечер. Что ж, пора начинать играть новую роль. Интересно, как это будет?
Я тоже рад вас видеть. Прошу располагайтесь. " Холодным, не своим голосом проговорил Грей, приподняв голову. Юнцы малость опешали. Да, он наслышан, что до него его любимый предмет вела какая-то женщина, которая ушла в декрет. Ничего, Грей Грис покажется, как нужно правильно танцевать. И так. Все медленно начали усаживаться по аудитории, смотря на преподавателя. Тот и вида не повел. Все внутреннее волнение куда-то мигом испарилось. Он дождался это. Ну, где же эти фанфары? Да, возрадуйся, Грей.
Меня велечают Грей Грис. Для вас я буду просто мистер Грей, учитель, сенсей, Бог литературы." Начал он спокойно, все так же стоя перед этой аудитории. Никто и пикнуть не смел. Грис превратился в нужный образ этакого хладногокровного ублюдка, которому будет сложно сдать даже допуск до экзамена. Но это лишь часть его игры. Главное напугать сначала противника, уже потом можно входить во всеобщий контакт. Так что этим юнцам еще только предстоит узнать несколько сторон преподавателя. Да, вскоре они будут обожествлять его. Кто представитель группы? Мне нужен список присутствующих." Гармонично и точно проговорил мужчина с красивой бородкой. Встала же с парты рыжеволосая девушка, которую Грей только сейчас заметил.
Представьтесь пожалуйста." Нахально улыбнулся он и посмотрел точно в девушку.